Ранним утром 4 июня 1916 года на позиции австро-венгерских войск с первыми солнечными лучами сошла испепеляющая смерть. Сотни тысяч снарядов, крупных и не очень, мгновенно превратили добротно сработанные и давно обжитые укрепления в кромешный ад. Земля ходила ходуном в сплошном рёве тяжёлой артиллерии, сметавшей всё и вся на своём пути. Волны русской пехоты, подобно полноводной реке, захлестнули неприятельские передовые траншеи и покатились дальше навстречу победе и славе. В этот день свершилось долгожданное событие в отечественной истории периода Первой мировой войны (1914 – 1918). Вместо прежних, измученных долгим отступлением 1915 года, озлобленных отсутствием боеприпасов, травленных газом русских войск, в бой пошли отлично вооружённые и прекрасно экипированные, оснащённые всем самым необходимым, бравые полки, ведомые генералом от кавалерии А. Брусиловым (на снимке в центре). Так более века назад начиналось невиданное и неслыханное в анналах мирового военного искусства победное шествие армий Юго-Западного фронта, более известное как Брусиловский прорыв.
Поставленная перед русскими войсками боевая задача была отнюдь не из лёгких, если не сказать более. Свои укрепления противник совершенствовал на протяжении девяти месяцев и во многом преуспел. За этот период не то что превеликое множество траншей нарыть, а ребёнка выносить и родить можно. Когда австро-венгерские позиции лицезрел германский император Вильгельм II, то он пришёл в совершеннейший восторг от увиденного у своих союзников. Даже у него самого ничего подобного не наблюдалось на западно-европейском театре военных действий против англо-французских войск.
Австрийские «родители», чрезвычайно польщённые высоким мнением германской «повивальной бабки», устроили в Вене смотрины своему детищу, на которых демонстрировались макеты и фотоснимки оборонительных сооружений, представленных как высшее достижение в области фортификации, последнее слово мирового военно-инженерного искусства.
Настроенные оптимистически, начальники генеральных штабов центральных держав генералы К. фон Гетцендорф (Австро-Венгрия) и Э. фон Фалькенгайн (Германия), посовещавшись, решили, что такая глубоко эшелонированная оборона русским войскам, которых они списали со счетов, не по зубам. А значит, каких-либо неожиданных неприятностей на этом боевом участке Восточного фронта не последует. Об этом и Вене, и Берлину пришлось очень скоро горько пожалеть. Однако, надо сказать, их уверенность зиждилась отнюдь не на пустом месте. Оборонительные позиции австро-венгерских войск перед армиями Юго-Западного фронта состояли из трёх передовых и двух тыловых полос с пяти-семи километровыми промежутками между ними. Причём каждая полоса была представлена двумя-тремя линиями окопов, оборудованных блиндажами с железобетонными сводами и двухметровым слоем перекрытий из земли и брёвен. Перед траншеями – многорядные проволочные заграждения с минными полями, подступы к которым простреливались с флангов. Между полосами и рядами окопов – искусственные препятствия в виде волчьих ям и засек. Помимо этого, укрепления были густо насыщены оборонительными узлами, оборудованными огневыми точками с пулемётными гнёздами и противо-штурмовыми орудиями, укрытыми бетонными колпаками.
В целом австро-венгерская оборона в Прикарпатье действительно напоминала неприступную крепость, галицийский Измаил, чьи «валы» и «рвы» вызывали к себе уважение и опасение за исход боевой операции – особенно если иметь в виду недостаточность боевых средств, которыми располагали русские войска перед его штурмом. Чтобы решиться на приступ такой твердыни, по законам военного искусства требовалось запастись, как правило, тройным превосходством в силах. А его-то как раз у генерала Брусилова и не имелось. Наличные силы Юго-Западного фронта в составе 7-й, 8-й, 9-й и 11-й армий выглядели так: 594 тысячи штыков и сабель и 1938 орудий, не считая миномётов и бомбомётов. Противная же сторона располагала 486 тысячами человек в боевом строю и 1846 артиллерийскими стволами соответственно. Фактически силы равные.
С учётом подобного расклада сил противоборствующих сторон нельзя отказать генералу Брусилову в полководческом мужестве и решимости добиться военного успеха, исповедуя суворовский принцип: «Удивить – победить!». Но, что самое удивительное, главным препятствием его замыслам стали не внушительного вида «валы» и «рвы» галицийского Измаила, а мнение коллег по генеральском цеху.
14 апреля 1916 года в Ставке, располагавшейся в доме могилёвского губернатора, состоялось совещание высших армейских чинов под председательством Верховного главнокомандующего императора Николая II. На нём судили и рядили о планах на текущую летнюю военную кампанию. Командующие Северным и Западным фронтами генералы от инфантерии А. Куропаткин и А. Эверт решительно отказывались от каких-либо активных действий, предпочитая копить силы на будущее.
По этому поводу русский военный историк А. Керсновский в четвёртом томе своей книги «Истории русской армии» написал: «Но тут заговорил новый главнокомандующий Юго-Западным фронтом. Государь и Алексеев услышали мужественную речь солдата и полководца. Генерал Брусилов верил в русские войска и требовал для своего «пассивного» фронта наступательной задачи, ручаясь за победу». Его голос оказался решающим в развернувшейся бурной дискуссии.
Момент истины должен был наступить 15 июня 1916 года. По принятому Ставкой плану главный и вспомогательный удары наносились силами Северного и Западного фронтов, а на долю Брусилова и его подчинённых выпадали демонстративные действия. Но судьба распорядилась иначе.
Не успели высохнуть чернила царского приказа, как в Могилёв посыпались вопли отчаяния битых австрийцами союзных итальянцев. Их представители в России умоляли русских о скорейшей помощи. Свою готовность наступать немедленно подтвердил лишь генерал Брусилов, указав в качестве новой исходной даты 4 июня.
Удар, нанесённый в этот день армиями Юго-Западного фронта, застал неприятеля врасплох. Воздействие русской атаки на морально-психологическое состояние военнослужащих противной стороны можно охарактеризовать одним ёмким словом – шок.
В сборнике документов «Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года», выпущенного Воениздатом в 1940 году, приводится любопытное признание, сделанное одним из офицеров 70-й пехотной дивизии австро-венгерских войск, пленённого в первый день русского штурма: «Наши позиции неприступны и прорвать их невозможно. А если вам это удалось, тогда нам не остаётся ничего другого, как соорудить грандиозных размеров чугунную доску, водрузить её на линии наших теперешних позиций и написать: «Эти позиции были взяты русскими. Завещаем всем – никогда и никому с ними не воевать!». Что может быть красноречивее признаний поверженного врага.
Подготовка к прорыву была проведена выше всякой похвалы. Русская войсковая агентура и воздушная разведка добыли необходимые сведения, позволившие составить чёткое и достаточно полное представление о неприятельских позициях. Лётчики 7-й армии фотографировали их на всём протяжении фронта южной австро-германской армии. По фотоснимкам были составлены подробнейшие схемы, на которых ясно проглядывались все ходы сообщений и пулемётные гнёзда. Каждый ротный командир получил план своего участка с точным расположением неприятельских укреплений.
Для достижения скрытности войска сосредотачивались в тылу, техника и обозы – в лесах. Маскировались брезентом, ветками, травой и другими подручными средствами. Качество маскировки проверялось с воздуха со своих аэропланов.
Позади фронтовой черты выросли целые учебные городки, воспроизводившие намеченные для штурма участки боевых линий неприятеля. В них, следуя измаильскому примеру Суворова, русские офицеры и солдаты учились воевать и ориентироваться в австрийских траншеях, как у себя дома.
Большое внимание уделялось инженерной подготовке наступления. Траншеями шло сближение с противником на сто – двести метров, чтобы преодолеть это расстояние одним броском. Заранее оборудовались артиллерийские позиции, командные и наблюдательные пункты, в том числе запасные и ложные. Чтобы яснее представить объём выполненных инженерных работ, скажу лишь, что только один 2-й корпус из 7-й армии отрыл свыше двенадцати тысяч кубометров земли.
Атака намечалась (впервые в истории военного искусства!) волнами-перекатами. Личный состав каждого полка образовывал четыре таких волны. Первые две – в виде штурмовых групп, вооружённых гранатами, дымовыми шашками и ножницами для резки проволоки. По сути, это было второе рождение гренадер, давно уже утративших в русской армии своё первоначальное предназначение – как метателей гренад (гранат). Они формировались исключительно из добровольцев, физически крепких, самых сметливых и расторопных солдат.
Штурмовые группы на передовой траншее не останавливались, а шли далее и закреплялись во второй, а то и в третьей линии неприятельских окопов. За ними шли последующие две волны, вооружённые помимо прочего ручными пулемётами и ранцевыми огнемётами, и атакуя свежими силами очередную вражескую траншею. А чтобы неприятель не смог сманеврировать резервами, генерал Брусилов предусмотрел наступательные действия на всём 450-километровом пространстве фронта. Главные удары наносились 8-й армией на Луцк и Ковель, 11-й – на Броды, 7-й – на Галич, а 9-й – на Черновцы.
Командующий Юго-Западным фронтом исходил из того, что полностью скрыть подготовку к наступлению невозможно, а потому постарался запутать австрийцев, не позволяя им определить направление главного удара. Корпусам, не вошедшим в армейские ударные группировки, предписывалось готовить собственные участки прорыва. Таким образом, подготовка наступления велась на тринадцати армейских и корпусных участках с оборудованием двадцати ложных! В общем, австрийцам было от чего голову потерять.
Подобные тактические схемы и приёмы ведения боя применялись впервые в мировой практике, и именно русская армия внесла свой вклад в дальнейшее развитие военного искусства. Наши союзники и враги до этого ещё не дошли. Первые (французы и англичане) вплоть до конца мировой войны действовали всегда грубо и шаблонно, фронтально выдавливая немцев с их позиций, последние же, наоборот, старались охватить неприятеля с флангов, и откровенно пасовали, когда это им не удавалось.
Генерал Брусилов первым в истории добился успеха, прорывая сразу же на нескольких участках глубоко эшелонированную оборону противника.
К слову сказать, свой вклад в разгром австро-венгерских войск внесли части и соединения, прибывшие на Юго-Западный фронт с Северного Кавказа. Это 1-я, 5-я и 6-я донские казачьи дивизии, не считая отдельных сотен, сформированных в Области Войска Донского. В составе 34-й пехотной дивизии из 7-й армии значился 136-й пехотный Таганрогский полк, до войны квартировавший в Ростове-на-Дону. А главный успех выпал на долю 8-й армии, которой командовал донской казак генерал-лейтенант А. Каледин.
Кавказский военный округ был представлен в Брусиловском прорыве 1-й Кубанской, 1-й Терской, 3-й Кавказской казачьими и Кавказской туземной (в просторечии «Дикой») конной дивизиями.
Но самое главное – это то, что весной 1916 года окончательно и бесповоротно был преодолён кризис в снабжении русской армии всем необходимым. В войска сплошным потоком потекли новые вооружение и боеприпасы. На снарядных и патронных ящиках рабочие писали напутствия своим собратьям на фронте: «Бей, не жалей!».
Об успехах русской науки и промышленности говорит и тот факт, что всего через год после первых немецких газовых атак весьма эффективным угольным противогазом конструкции профессора-химика Н. Зелинского были уже снабжены не только бойцы на передовой, но даже лошади! И это в то время, когда наши союзники, англичане и французы, вплоть до 1917 года пользовались ватно-марлевыми повязками. За два года войны (1914 – 1916) вся европейская территория Российской империи, не охваченная боевыми действиями, покрылась сетью военных заводов, о появлении которых до этого можно было только мечтать.
В моём родном городе Донецке (Украина) – тогда захолустной Юзовке (Екатеринославская губерния) – таковых появилось аж целых четыре: по одному снарядному и патронному и два химических по производству взрывчатых веществ. А что же тогда говорить о крупных промышленных центрах, таких, как Москва и Питер!
В 1974 году в СССР вышла книга – «1 августа 1914 года». Её автор, писатель-публицист Н. Яковлев, в пику тогдашней официальной историографии посвятил, в числе прочих, Брусиловскому прорыву такие строчки: «Наступала отлично вооружённая армия. О нехватке снарядов забыли, командиры батарей заботились только о том, чтобы от частой стрельбы не перегревались орудия и не портились каналы стволов. Когда свистки ротных и взводных поднимали в очередной бросок, в атаку шли цепи солдат в касках. Приятная на голове тяжесть стали и противогаза на боку. Солдаты знали – они были вооружены и снаряжены не хуже врагов».
Резервы вводились в бой под бравурные звуки песни «Священная война», написанной для такого случая учителем русской словесности Рыбинской городской гимназии А. де Боде. Успех наступления превзошёл все ожидания. Поражение австро-венгерских войск, принявшее обвальный характер, ошеломило германское командование. И оно поспешило с переброской на Восточный фронт с Западного свежих немецких подкреплений для оказания оперативной помощи незадачливому союзнику.
Глубина продвижения русских войск составила от 75 до 120 километров на разных участках фронта. Неприятель только пленными потерял 378 тысяч человек! В качестве трофеев подчинённым генерала Брусилова достались 496 орудий, 1044 пулемёта, 367 миномётов и бомбомётов. Наши безвозвратные потери составили 62 155 человек убитыми и умершими от ран. А общие потери противной стороны – более полутора миллиона убитыми и ранеными!
Чтобы спасти положение, прибывших в качестве подкрепления одиннадцати германских дивизий оказалось маловато. Пришлось просить помощь отовсюду, даже у турок, которые выделили австрийцам от своих щедрот две пехотные дивизии.
Впоследствии генерал А. Брусилов вспоминал: «Всё это время я получал сотни поздравительных телеграмм от самых разнообразных кругов русских людей. Всё вдруг всколыхнулось: крестьяне, рабочие, аристократия, духовенство, интеллигенция, учащаяся молодёжь, все бесконечной телеграфной лентой хотели мне сказать что они – русские люди – и что сердца их бьются заодно с моей дорогой окровавленной во имя Родины, но победоносной армией. И это было мне поддержкой и великим утешением. Это были лучшие дни моей жизни, ибо я жил одной общей радостью со своей Россией».
Александр Нетёсов
